Неточные совпадения
— Ну, что уж… Вот, Варюша-то… Я ее как дочь люблю, монахини на бога не работают, как я на нее, а она меня за худые простыни воровкой сочла.
Кричит, ногами топала, там — у черной сотни, у быка этого. Каково мне? Простыни-то для
раненых. Прислуга бастовала, а я — работала, милый! Думаешь — не стыдно было мне? Опять же и ты, — ты вот здесь, тут — смерти ходят, а она ушла, да-а!
Самгину показалось, что толпа снова двигается на неподвижную стену солдат и двигается не потому, что подбирает
раненых; многие выбегали вперед, ближе к солдатам, для того чтоб обругать их. Женщина в коротенькой шубке, разорванной под мышкой, вздернув подол платья, показывая солдатам красную юбку,
кричала каким-то жестяным голосом...
Самгин свернул на Сергиевскую, пошел тише. Здесь, на этой улице, еще недавно, контуженые,
раненые солдаты учили новобранцев,
кричали...
«Бе-е-ги, бе-е-ги! — с усилием, словно косноязычный, залепетал замиравший охотник, — родимый, береги!» Ермолай выстрелил…
раненый беляк покатился кубарем по гладкой и сухой траве, подпрыгнул кверху и жалобно
закричал в зубах рассовавшегося пса.
Я видел, как упало несколько человек, видел, как толпа бросилась к Страстному и как в это время в открывшихся дверях голицынского магазина появилась в одном сюртуке, с развевающейся седой гривой огромная фигура владельца. Он
кричал на полицию и требовал, чтобы
раненых несли к нему на перевязку.
В другой раз собака подала мне застреленного бекаса; я взял его и, считая убитым наповал, бросил возле себя, потому что заряжал в это время ружье; бекас, полежав с минуту, также улетел, и даже
закричал, а
раненая птица не
кричит.
Лукашка, бледный как платок, держал за руки
раненого чеченца, и
кричал: «Не бей его!
— Убитых — сотни!
Раненых! —
кричит Соловьев.
— Цел пока. Кабы не он, отбили бы. Возьмут. С ним возьмут, — слабым голосом говорил
раненый. — Три раза водил, отбивали. В четвертый повел. В буераке сидят; патронов у них — так и сеют, так и сеют… Да нет! — вдруг злобно
закричал раненый, привстав и махая больной рукой: — Шалишь! Шалишь, проклятый!..
— Доктора!.. —
кричал Рукавицын, стараясь поддержать
раненого в полусидячем положении. — Не пугайся, Степан, ничего… Бог даст, пройдет…
Я забыл все — и турок и пули. Одному мне нечего было и думать поднять рослого Федорова, а из наших никто не решался выскочить на тридцать шагов, даже для того, чтобы поднять
раненого, несмотря на мои отчаянные вопли. Увидав офицера, молоденького прапорщика С, я начал
кричать и ему...
И он подступил было к Нюте с тем, чтобы силою взять от нее младенца, но та, как
раненая волчиха, крепко прижав дитя к своей груди, впилась в Полоярова такими безумно-грозными, горящими глазами и
закричала таким неистово-отчаянным, истерическим криком, что тот струсил и, здорово чертыхнувшись, бросился вон из квартиры.
Так эта падаль, которая не чувствует, как ступают по его лицу, — наш Джордж! Мною снова овладел страх, и вдруг Я услыхал стоны, дикие вопли, визг и крики, все голоса, какими вопит храбрец, когда он раздавлен: раньше Я был как глухой и ничего не слышал. Загорелись вагоны, появился огонь и дым, сильнее
закричали раненые, и, не ожидая, пока жаркое поспеет, Я в беспамятстве бросился бежать в поле. Это была скачка!
— Братцы, да где же наш капитан? — хотел он
крикнуть ближайшим солдатам и в ту же минуту два дюжие австрийца наскочили на него. Уже блеснуло лезвие сабли над головой юноши, но чья-то быстрая рука изо всей силы ткнула штыком в одного из нападавших и тот, обливаясь кровью, упал в общую кучу
раненых и убитых.
— Онуфриев! Дядя Онуфриев! — узнав солдата,
закричала Милица, стремительно бросаясь к
раненому.
Ничего нельзя было понять. Валились вокруг убитые и
раненые, люди метались, ища прикрытия. Лес быстро и мерно тикал невидимыми пулеметами, трещал залпами. Командир, задыхаясь,
крикнул...
— Ты куда? Вернись! Куда ты идешь? —
закричал я рекрутику, который, положив под мышку свой запасный пальник, с какой-то палочкой в руках прехладнокровно отправлялся за повозкой, повезшей
раненого.
«Что стали! берись!» —
крикнул он, и тотчас же
раненого окружили человек десять, даже ненужных, помощников.
— Это ошибка… Он был убит на месте… Рядом с ним стоял на верху сопки — это было у Ляндинсяна — начальник его штаба полковник Ароновский. Силою взрыва шрапнели он был отброшен далеко от отца… В это время поднимался на сопку ординарец отца, сотник Нарышкин, и вдруг увидел столб пыли и падение двух офицеров. Полковник Ароновский, по счастью, не
раненый и не контуженный, вскочил и
крикнул: «Генерал убит, носилки!..»
Кучер Пьера сердито
кричал на обоз
раненых, чтоб они держали к одной.
Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали,
кричали, ругались, просили водки.
На одной из станций он обогнал обоз русских
раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что-то
кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных
раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые, молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
— Оооо!… Бросьте, ради Христа, —
закричал раненый; но его всё-таки подняли и положили.
— Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, — показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. — Эх, нескладная, — укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека. — Ну вы лисицы! — смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за
раненым. — Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! —
кричали на ополченцев, замявшихся пред солдатом с оторванною ногой. — Тое кое, малый, — передразнивали мужиков. — Страсть не любят!
Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито
кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять
раненого или тело.